Александр Аузан: «Мир входит в период ценностного сдвига»
- 1
В шестой день Летней школы GAIDPARK-2014 декан Экономического факультета МГУ Александр Аузан прочел студентам лекцию о культурных кодах в экономике и ответил на несколько вопросов нашего куратора и колумниста газеты «Ведомости» Андрея Бабицкого о долгосрочных экономических перспективах, новом миропорядке и востребованности экономического знания в период смены ценностной парадигмы.
Если думать не о следующих десяти печальных, тощих, худых годах, а обо всем столетии, то для Вас как для экономиста что будет самыми сложными, самыми неожиданными экономическими проблемами?
Горизонт в сто лет, по-моему, не охватить ни экономисту, ни социологу, ни философу. Все попытки таких длительных предсказаний были малоуспешными. Еще во времена Чарльза Бэббиджа возникла идея, что через двадцать, тридцать, сорок лет все производство будет автоматизировано. Бэббидж, напомню, жил в середине XIX века. Потом оказалось, что да, все автоматизируется, но одновременно рядом с этими автоматами остается вполне ручной труд, только, например, сервисный. То же самое касается некоторых процессов, связанных с глобализацией. Потому что глобализация, похоже, приливает и отливает, как море под действием луны. Сейчас мы живем, с моей точки зрения, в период отлива глобализации. Мир начинает распадаться на региональные блоки, потому что мы не справились с координацией процессов на мировом уровне, и вообще неизвестно, можно ли с этой задачей справиться. Экономисты могут судить лишь о каких-то больших глобализационных волнах, связанных с автоматизацией производства, с технологическими укладами Кондратьева. Мы не можем говорить о каких-то реальных вещах через 70-80 лет.
Сейчас в России и во всем мире очень много обсуждают книгу Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», которая представляет собой не только научное исследование, но и в определенном смысле социальный манифест. Как Вы считаете, во-первых, насколько оправдан его пафос, а во-вторых, насколько этот пафос транслируется в политические и экономические перемены?
Я думаю, очень хорошо, что сейчас появляются такого рода книги. На мой взгляд, мир входит в период ценностного сдвига. Каковы его признаки? Волна странных эволюций 2009-2011 годов в самых разных странах; бразильцы, которые выступают против футбола; испанцы, которые молча стоят на улице; арабы, которые сначала делают революцию, а затем контрреволюцию. Все это, на мой взгляд, признаки того, что исчерпана прежняя ценностная парадигма и мы вступили в тот период, когда тьма сгущается перед рассветом. Я бы сравнил этот период даже не с 1989-м, когда действительно рухнула Берлинская стена и произошли геополитические изменения, а с 1968 годом, когда через весь мир прошел электрический разряд.
Так вот, ценность такого рода книг состоит в том, что когда возникает острый спрос на новые ценности, должно быть обеспечено и предложение. То есть нужно раскрепоститься, помечтать и попредлагать новые вещи. Вот, например, я сейчас предложил студентам найти немаргинальное трудовое применение людям в возрасте от 60 до 90 лет, прежде всего женщинам, не предлагая при этом сидеть с детьми. Старение населения – огромный социальный вызов. Сейчас наступает период расшатывания мозгов, потому что нужно найти новые ценностные ориентиры, которыми мир будет жить в следующие тридцать-сорок лет.
Я немного конкретизирую вопрос. Понятно, что позитивная программа Томаса Пикетти состоит в том, чтобы существенно изменить перераспределение капитала в мире. Как Вы считаете, будет ли это предложение пользоваться спросом?
Не знаю. На мой взгляд, пока мир еще не осознал, что закончился прежний период. Потому что до сих пор попытки выхода из кризиса носили характер стремления сохранить status quo, а на самом деле никакого status quo уже нет. Сейчас период стресса. Рано обсуждать тонкие вещи, связанные с механизмами, пропорциями и прочим. Нужно, чтобы возникло сознание, что прежний мир во многом ушел.
А чем новый отличается от прежнего?
Мы имеем новую макроэкономическую динамику. С 2008 года прошло уже шесть лет, и мы имеем плохую макроэкономическую динамику, причем практически во всех секторах по крайней мере экономически значимых стран. И скажем, китайское замедление меня пугает больше, чем кризис в Европе и Америке. Потому что в Китае очень несбалансированная экономика, и там снижение темпов роста ниже 6% – это катастрофа, никому мало не покажется. Кроме того, возникло другое поведение людей. Люди хотят от правительства непонятного… Эти молчаливые толпы в Испании, что им говорить, когда и так ясно, что все не так, а формулировок нет. В социальном поведении, в макроэкономической динамике я вижу признаки надвигающихся изменений.
А Ваше положение как экономиста и положение Ваших коллег по цеху в этой ситуации как-то изменилось? Вы чувствуете себя востребованными?
Я бы сказал так. Мое положение в этой ситуации лучше, чем положение моих коллег по цеху, потому что есть две принципиальные методологии в экономической науке. Это как фонарик – вы можете направить его в режиме луча и получать очень четкую картинку, которая может быть описана в том числе математическими формулами, а можете включить в режиме рассеянного света. Вот неоклассический мейнстрим работает в режиме луча, а институциональная экономика – в режиме рассеянного света. В кризис всегда поднимается спрос на институциональных экономистов. Это легко проследить в истории, скажем, Митчелл и Гамильтон работали с новым курсом Рузвельта, а Гэлбрейт – с курсом Кеннеди. И первая кризисная Нобелевская премия 2009 года была дана Элионор Остром и Оливеру Уильямсону, когда рухнули макроэкономические модели и все с нетерпением ждали, кому же теперь и как. Поэтому моя часть цеха как раз востребована.
Теперь, если говорить о том, к лучшему эта востребованность или нет. Есть идеи, которые хотелось бы попробовать, в том числе экспериментально, реализовать благодаря возникшему спросу. Например, у меня есть идея селективного налогообложения, то есть возможность для налогоплательщика выбирать, куда направлять налоги. Потому что я считаю неизбежным с 2015 года повышение налогов на недвижимость – заметное и очень чувствительное. В результате одновременно с утяжелением налогового пресса люди могли бы получить возможность голосовать налоговым рублем за то или иное направление развития, в том числе с недвижимостью, потому что это – развитие инфраструктуры, доступность квартир, доступность жилищных кредитов. Все это требует разного направления налогового рубля.
В общем, мне в этом мире интересно, я бы сказал так. Хотя общая ситуация не радует – и общемировая, связанная, на мой взгляд, с затяжной негативной фазой, и национальная, связанная с тем, что принято называть геополитическими напряжениями. Но я убежден, что возможности поиска существуют всегда.
Вы как тот рабби, который говорил, что жалко куры все сдохли, а у меня было еще так много хороших идей.
Да-да.