«Предположим, мы поддерживаем бюджетный баланс. Но это же не самоцель. А движемся-то мы куда?»
- 1
Вы известны широкому зрителю прежде всего как автор документального цикла «Намедни. Наша эра», сейчас много занимаетесь историческими фильмами. Для вас так важно разобраться в нашем прошлом?
Нет, журналистика про прошлое может быть только тогда, когда она про настоящее. Мы не снимаем научно-популярное кино. Что вот было такое на белом свете и в принципе оно интересно, потому что было. Что ты все-таки знай, дорогой современник, Анна Иоанновна была раньше Елизаветы Петровны. Нет, такой нет задачи. У Ключевского где-то сказано, что история – это то, что не проходит, что она как вечный урок. До тех пор, пока можно говорить про прошлое как про настоящее, только тогда оно и интересно. Мы все-таки делаем журналистику. Это разговор про проблемы, которые до сих пор актуальны. Просто они происходят из того времени. Мы же так и не разобрались с ним. Вот Сталин умер, получается, уже 62 года назад, но вся Россия делится на тех, кто считает, что он палач, и тех, кто считает, что он эффективный менеджер. И вместе им не сойтись. Люди до сих пор не доспорили. Сталин – это все еще не история, а современность.
А почему, на ваш взгляд, мы до сих пор не можем с этим разобраться? Почему исторические вопросы сегодня так остры? Ни по чему нет согласия.
Тому очень много причин. Откуда начнем? С татаро-монгольского ига? Или с отмены крепостного права? Или с нечтения письма Ленина съезду? Это длинная история, и она связана с недостаточным уровнем национального самосознания и, главным образом, с отсутствием национального консенсуса. Вот что такое «быть русским»? И откуда мы? И что мы исповедуем? Например, у Чехии есть ответы на эти вопросы. Поэтому там так легко отваливался социализм, как старая короста. Было понятно, что это мы изменяли самим себе, нас заставили, но среди нас нашлись предатели, которые поддерживали этот ложный курс, и вот мы это отринем и вернемся назад в Европу, к себе, к таким, какими мы себя представляем, и ради этого мы готовы то-то и то-то перетерпеть. У нас национального консенсуса нет. Кто мы такие и куда мы идем? Вот кто может объяснить, например, целеполагание всех мер, предпринимаемых властью? Ну окей, предположим, мы поддерживаем бюджетный баланс. Но это же не самоцель. А движемся-то мы куда? Чего мы хотим в результате достичь?
Тем не менее, вы говорили, что вы против идеи единого учебника. Какой же нам нужен консенсус?
Вы понимаете, это же нельзя прописать. Я не то чтобы против единого учебника. Но это просто несбыточно. И вообще – думать о том, что люди узнают про свою страну из учебников, – это ерунда. Вы помните, когда было восстание Жакерия? Нет. А это было в учебнике. Жирным шрифтом выделена дата. Вы знаете про войну то, что было написано в учебниках? Нет. И старшее поколение тоже знало, что Жуков – это Михаил Ульянов, киноэпопея «Освобождение». А не то, что написано про него в учебнике, тем более что, по-моему, он там упоминался два-три раза в плеяде советских полководцев – «Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев и др». Это в лучшем случае. Ничего специально про Жукова в учебниках истории у людей, которые учились в 70-е годы, не было. Но они видели его на экране, они его себе представляли. А люди еще постарше представляли, что Наполеон – это Стржельчик в экранизации «Войны и мира» Сергея Бондарчука. Что они, из учебников истории знали про Наполеона? И что они знают? Как он консулом был, как он императором стал? А ведь учебник тогда был очень един. И спросите любого россиянина лет пятидесяти – он должен крепко знать, что такое Тильзитский мир. Все было прописано – 1807 год – жирным шрифтом. А уж какой единый был учебник истории КПСС под редакцией академика Пономарева. И где это все? Где эта КПСС? И где эта великая страна, которая так держалась за эти свои единые учебники? Ерунда это. Консенсус – не от того, что кто-то напишет в книжке и все скажут: «Да, раз уж в книжке так написано, то так тому и быть». Вот стало неполиткорректно называть «татаро-монгольское иго», начали писать – «годы зависимости от Золотой Орды». Но от этого татаро-монгольское иго не престало быть татаро-монгольским игом.
За то время, что вы делаете исторические передачи и фильмы, у вас появилось понимание, как надо рассказывать об истории, чтобы люди представляли, запоминали, постепенно приходили к этому консенсусу?
Ну, опять-таки – я рассказываю не про историю, а про современность. Но задача всегда одна – чтобы это было интересно, чтобы это был сегодняшний продукт, чтобы это было сделано актуальным методом. Вот сейчас идет фильм «Цвет нации». Там полно компьютерной графики, потому что фотография может быть на экране 5-6-7 секунд. А если войти в нее, что-то там показать, объяснить, что трава 1913 года и нынешняя трава – это одно и то же? Поэтому вот по этой травке-муравке можно пройти в ту траву и что-то сказать про тогдашнее устройство? Так что тут метод один – совершенно не важно, про сегодняшний день или про Гоголя, который жил 200 лет назад. Никто же не будет смотреть из уважения к Николаю Васильевичу, если это скучно. Должна быть внутренняя сверхзадача – что ты хочешь сказать. И при помощи чего ты отбираешь и решаешь, что это – твое, а это – нет, что это – too much, а это – недостаточно. Вот таким вот образом. Это не зависит от темы. Это просто метод диалога, если ты делаешь продукт, и его смотрят люди, и он их удерживает у экрана и оправдывает проведенное время.
Сейчас участники GAIDPARK-2015 смотрят «Цвет нации». Что бы вы хотели, чтобы они запомнили, вынесли, поняли?
Я совершенно не думаю ни о какой миссии, чтобы кто-то что-то запомнил. Это как про действенность выступлений советской прессы – нет. Кроме того, все могут вынести разное. Одному покажется прикольными сами приемы, второго впечатлит история, что, оказывается, Россию до революции кто-то в цвете снял, а третий подумает, действительно, что же так изменилось и где же потерялась эта приемственность – между страной столетней давности и нынешней. Как между позавчерашней Родиной лежит вчерашняя Родина, которая не позволяет сегодняшней Родине соединиться с позавчерашней. Так что задача в принципе одна – чтобы эти час пятнадцать им просто было по каким-то причинам интересно смотреть.