«Нет никакой точки невозрата. Все равно будущее зависит от нас»
- 1
Существует несколько стратегий, как смотреть в будущее. Осторожные политологи говорят, что прогнозирование – вообще очень сложная штука и про будущее мы мало что можем сказать. В то же время вы в своей книге «Мир и дух проектного капитализма», наоборот, даете такой широкий и смелый взгляд на будущее. Вам такая стратегия кажется все-таки более продуктивной?
Ну, конечно, надо понимать, что будущее непредсказуемо. Что не знаешь ни дня, ни часа. И я тоже с большим скепсисом отношусь, когда мы каждый месяц меняем макроэкономические прогнозы. Понятно, что прогноз делается, исходя из огромного количества предпосылок. Но мне кажется, что важно именно то, как мы относимся к будущему, как мы его конструируем. Мы понимаем, что мы его не можем предсказать. Но все равно будущее зависит от нас, потому что Бог наделил нас свободной волей и возможностью выбора. И для того, чтобы делать правильный выбор, мы должны понимать, а чего мы в общем-то хотим, куда мы идем и куда нас подталкивают те процессы, которые сейчас развиваются. Проектирование, конструирование будущего – это то, что заложено в человеческой цивилизации. Каждый день огромное количество людей принимают бизнес-решения, думают о том, выгодно или не выгодно производить те или иные товары, надо или не надо выходить замуж или жениться. Все это они делают исходя из некоего осмысления будущего, из того, что они хотят. Но при этом, конечно, они не знают, что получится. Одно не исключает другого.
В тот момент, когда выходила ваша книга, у нас еще не было такой тяжелой стадии кризиса в смысле ответных санкций и идеологической изоляции. Хотите в связи с этим что-то скорректировать в прогнозе?
Абсолютно нет, потому что я сделал одну очень умную вещь – не стал писать главу про Россию. Вернее, я даже ее написал, но не стал добавлять в книжку.
А что в ней, в этой главе?
Пусть это останется моим секретом. Но в целом я там в основном делился своими тревогами по поводу того, как Россия будет вписываться в мировой контекст построения этого проектного капитализма. Я совершенно уверен, что наша страна не будет исключением, но вписываться она будет очень болезненно. И процесс может быть очень долгим и с большими откатами в плане ухода в прошлое. Термин «новое средневековье», конечно, тут очень актуален.
Но какие, может быть, первые признаки этого вписывания в мировой процесс мы увидим?
А мы их уже видим постоянно. Например, у нас сейчас в Россию пришел Uber, который вместе с другими сервисами по-новому выстраивает услугу предоставления такси. Все-таки еще функционирует рыночная экономика, пусть даже там государственная доля – 50%, но все-таки есть и другая сторона. Поэтому трудно сказать, с чего начнется. Как говорил Балу у Киплинга: «Я не вижу деревьев на опушке леса, но зато я вижу намного дальше». То есть намного дальше я понимаю неизбежность этих процессов, но вот что будет со страной в ближайшие год-два, я абсолютно не знаю.
А лет через десять?
Вот через двадцать я абсолютно уверенно могу сказать, что с ней будет. Не знаю, с какой стороны – со стороны Китая или со стороны Европы, но хоть чучелом, хоть тушкой она будет встроена в мировой процесс разделения труда. И скорее всего доля сырьевого компонента радикально сократится. Даже если китайцы заберут все наши ресурсы, этим все равно будет заниматься небольшая часть населения, и не это будет основной составляющей экономики. В этом я могу быть абсолютно уверен.
То есть у нас наступит окончание сырьевой эпохи?
Да, мы обречены на уход от сырьевой зависимости. Хотим мы того или не хотим. Для финансистов это, конечно, кошмар, потому что когда вы видите сокращение нефтяной ренты и финансирования расходов – все это очень больно и неприятно, но на долгих горизонтах этому нет альтернативы. Это будет совсем другой мир – мир, в котором всем нам все-таки придется больше прикладывать голову к тому, что мы делаем. Потому что сейчас очень много просто возлагается на нефтяную ренту и можно себе позволить огромную неэффективность на всех уровнях – от самого высокого до уровня обычного пенсионера.
На взгляд экономиста, как долго мы можем оттягивать этот момент, не проводить реформы, не уходить от нефтяной ренты?
Есть объективные обстоятельства, есть субъективные. Субъективные – это воля политической элиты и воля народа. Когда они проявят какую-то волю, в любой момент можно стать нормальной страной. Нет никакой точки невозврата. В любой момент можно начать жить нормально. Что же касается объективных обстоятельств, то я думаю, что все-таки на горизонте пяти лет уже должны произойти существенные изменения. Я их связываю с тем, что рынок газа станет глобальным. Сейчас он фрагментированный, и очень много газа идет в Европу из России. Когда он станет глобальным за счет сжиженного газа, мы фактически потеряем свое монопольное влияние на Европу. Для экономики это будет значимое событие, но еще более значимым это будет для политической ситуации. У нас практически не останется ни одного аргумента, кроме атомного оружия, чтобы претендовать на какой-то особый статус в мировой повестке дня. И тогда у политиков произойдет переворот в сознании. Вся эта нефтяная и газовая шелуха исчезнет. А сейчас даже при таких низких ценах у политиков все равно есть иллюзия, что Европа от нас зависит сильно и мы можем как-то своими решениями, энергетической политикой влиять на нее. Когда этот последний политический инструмент исчезнет, мы все увидим, что быть современной страной, быть важным игроком на международной арене без радикальных реформ внутри невозможно. По сути, для политиков это будет аналогом проигрыша крымской кампании 1853-го года. Когда Николай I проиграл войну, для элиты это стало сигналом, что все, мы уже довели страну до последнего, надо что-то делать, надо отменять крепостное право, надо проводить судебную реформу, земскую, военную. И на самом деле я даже удивляюсь, когда я смотрю на этот период, как много общего у него с современной ситуацией.
То есть вы смотрите в будущее с оптимизмом?
Я смотрю в будущее с большим оптимизмом. Элита будет понимать, что она никому в таком состоянии не нужна, на Западе она не сможет повлиять ни на один из мировых процессов. И это понимание плюс ухудшение экономической ситуации будет вести элиту к тому, что они все-таки будут принимать какие-то решения.