«Общество существует, пока идет разговор»
- Вкладка 1
Григорий Юдин
Социолог, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук («Шанинка»)
Нам надо как-то учиться жить вместе. Если ты не хочешь коммуницировать ни с кем, то очень быстро обнаружишь, что ты на свете абсолютно один. Потому что ты начнешь видеть что-нибудь принципиально другое в окружающих, и мало-помалу тебе все люди вокруг покажутся недостойными и не заслуживающими твоей коммуникации. Но человек — существо социальное, поэтому на самом деле мы всегда стремимся к коммуникации. Даже в тех случаях, когда мы говорим, что не хотим коммуникации, это такая форма коммуникации, в которой мы пытаемся дать другим понять, что коммуникация нам очень нужна. Поэтому у нас нет никакого другого варианта, мы не можем не коммуницировать — просто потому, что мы так устроены.
Сказав это, я при этом хочу сказать, что мне не кажется, что всегда и во всех обстоятельствах нужно с любым, кто попадается тебе навстречу, немедленно искать возможность коммуникации. Иногда вообще можно обойтись без коммуникации, ничего страшного не произойдет. В современной парадигме рациональной коммуникации есть такая утопия вечной коммуникации всех со всеми, когда мы все варимся в едином коммуникативном котле, друг друга безупречно понимаем, между нами порхают смыслы, которые мы все разделяем, и так далее. Эта утопия, на самом деле, не очень полезна, потому что она пытается стереть различия между людьми. А именно различия и продуктивны.
В России в последние 25 лет возникла такая бытовая мораль, которая выражается формулой «я никому никогда ничего не пытаюсь доказать, потому что это бесполезно». За этим стоит мудреная опора на опыт, которая как будто бы свидетельствует о том, что с людьми вообще ни о чем невозможно разговаривать. Распространение такого рода морали привело нас к ситуации, когда нам элементарно очень сложно договариваться по любым вопросам нашей совместной жизни. Начиная от программы реновации и заканчивая совместной поездкой в транспорте. Мы не можем ни о чем договориться, потому что мы говорим: «Я не хочу ни с кем разговаривать, все равно никого ни в чем невозможно убедить». Вот эта идея человека как существа фиксированного, которого ни в чем невозможно убедить, которое не способно меняться, которое всегда знает только свой собственный интерес и упорствует в любых своих убеждениях, во все времена использовалась авторитарными правителями для того, чтобы лишать людей власти над собственной жизнью. Потому что если ты не можешь договориться с окружающими, значит, тебе придется слушаться старшего. У тебя есть только два варианта по жизни — либо договариваться с окружающими, либо слушаться старшего. Да, договариваться с окружающими бывает непросто, но если ты слушаешься старшего, у тебя есть одна небольшая, но неизбежная издержка. Ты не живешь своей собственной жизнью. Вот и все.
Максим Кронгауз
Лингвист, заведующий лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик НИУ ВШЭ
Вопрос о том, зачем человеку вообще вступать в коммуникацию с другим, особенно если тот настроен агрессивно, в действительности расщепляется на разные ситуации. Очень часто я игнорирую враждебного собеседника и просто не вступаю в коммуникацию, потому что считаю это ненужным, неприятным и бессмысленным. Но иногда это бывает полезно. Особенно если это коммуникация собеседников, готовых изменить свою точку зрения, хотя это бывает крайне редко. Но часто такая коммуникация нужна не для того, чтобы повлиять на собеседника, хотя внешне может казаться, что это так, а для того, чтобы утвердиться в своей собственной позиции, в своем мнении. Например, холивары в интернет-коммуникации — способ манифестации принадлежности к определенной группе. Очень часто коммуникация с враждебно настроенным собеседником — это в большей степени возможность заявить о себе и о своей позиции, нежели попытка повлиять на позицию другого. Но, конечно, этим мотив вступления в коммуникацию с чужим не исчерпывается. Вообще надо все-таки различать, что тоже важно, чужого и агрессора. Чужой далеко не всегда агрессор, и с чужим, например, надо вступить в коммуникацию, чтобы понять, агрессор он или нет, чтобы узнать о нем что-то. А с агрессором, про которого мы и так много чего знаем, вступать в коммуникацию далеко не обязательно. Но, опять же, это личные пристрастия.
Галина Зверева
Культуролог, заведующая кафедрой истории и теории культуры факультета истории искусства РГГУ, профессор Школы культурологии НИУ ВШЭ
У меня есть совершенно определенный ответ: всегда надо пытаться разговаривать. Давным-давно один философ, Розеншток-Хюсси, сказал, что общество существует, пока идет разговор, и умирает в отсутствие разговора или в отсутствие речи. Поэтому мне очень нравилась смешная реклама в метро про курсы английского языка. Там картинка разделена пополам: слева — лев, справа — сурикат, и этот сурикат спрашивает: «А поговорить?» Поэтому — только разговаривать, пусть даже при этом будут несовпадения. Ведь есть проверенные жизнью практики общения в трудных обстоятельствах. Допустим, вы начинаете говорить с вашим собеседником и понимаете, что абсолютно с ним не совпадаете в каких-то жизненных позициях. В данном случае моя позиция такая: я перевожу разговор в другое русло и нащупываю какие-то другие темы, на которые мы можем общаться. Я понимаю, что вот ту тему я трогать не буду, потому что у нас сейчас не получится разговора об этом. Вы спросите — а зачем это делать? Ну явно человек вам несимпатичен, а может быть, даже глубоко противен — не по физическим, а по каким-то идейным или этическим свойствам. Но этот человек есть, и он рядом с вами. Если вы его будете игнорировать и если он будет игнорировать вас, в итоге мы получим группы только себе подобных и так все разделимся, совершенно ужасным, страшным образом, что ничего, кроме вражды, у нас в перспективе не будет. Мы просто замкнемся, закапсулируемся. А любой разговор — это мостик, и я все-таки за то, чтобы бросать мостики.
Андрей Великанов
Философ, художник, преподаватель авторского курса «Философия искусства»
Свой ответ по поводу необходимости общения и в том числе необходимости неприятного общения я бы начал с такой, наверное, даже банальной мысли, что человек — существо социальное и существует только в сообществе. Другое, по-видимому, невозможно, как бы мы ни пытались дерзко, допустим, провозгласить тезис, что мне никто не нужен, я и сам прекрасно существую и могу всю жизнь прожить в себе самом, не испытывая никаких особенно потребностей в том, чтобы с кем-либо когда-либо общаться. Во-первых, это удается немногим, потому что это действительно трудно. Это путь каких-то героев-одиночек, к которым я себя не отношу, кстати. Мне общение необходимо, и если бы я задал самому себе вопрос, в самой глубине моего «я», зачем же оно мне, почему я все-таки не могу без него существовать, то я бы про себя ответил так. (Не знаю только, справедливо ли это будет для других.) Дело в том, что мы еще не очень-то уверены в собственном существовании. То есть мы постоянно, как мне кажется, испытываем некое сомнение в том, что мы есть или что мы такие, какими мы себя представляем. Мы просто жаждем некоторого подтверждения. Мы как картезианский субъект с гордостью смотрим на окружающий мир, воспринимая его и потребляя, но на самом деле это мир смотрит на нас, и мы не знаем, а действительно ли он смотрит. Понимаете, бездушная природа в общем-то равнодушна к нам. Зато человек, такой же, как ты, когда он испытывает к тебе интерес или хотя бы агрессивно отвечает на какую-то твою вежливую просьбу и попытку вступить с ним в общение, это всегда подтверждение того, что все-таки я в этом мире. Иначе нас как бы нет, и мы пропали, и тогда каким бы ты ни был героем, ты исчез — и нет тебя.